Не знаю как назвать..

Он бесцельно пинал туда-сюда по асфальту пустую пивную банку. Двор был с трёх сторон окружён глухими стенами зданий, без единого окна. Стенами серыми и местами потемневшими от времени и дождей. И грохот от жестяной банки звучал в этой каменной коробке многократным эхом. Это был единственный шум, нарушавший тишину двора. Потому что он был единственным ребёнком во дворе. Тут не было его ровесников, таких же десятилетних мальчишек, с которыми можно было бы погонять мяч, или ту же консервную банку, и весело посмеяться. Тут вообще никого не было. Только он, пустой двор и вечер. Постепенно опускалась темнота и прямо над ним, на втором этаже ярким жёлтым светом засветилось окно. Единственное окно из десятков окон старого шестиэтажного дома. Там, в тесной кухне, его мать готовила ужин. Такой же как вчера, как позавчера, как каждый день. Макароны. Клейкие, пресные как бумага, макароны. Он любил поливать их кетчупом, тогда становилось намного вкуснее. Но кетчуп был не всегда. Только когда маме давали зарплату, она позволяла себе купить его, чтобы порадовать сына. Тогда серая, безрадостная реальность как будто становилась ярче. Доев макароны он помыл тарелку, положил руку на плечо молча сидящей у окна матери, тихо сказал «спасибо, мама» и вышел из кухни. В ванной старый, поржавевший кран, отозвался недовольным ворчанием. Мать всё так же сидела и смотрела в окно на глухие серые стены окружающих их двор зданий. Услышав, что он пошёл в свою комнату и лёг, она смахнула со щеки слезу, встала и тихо вышла из кухни Единственное освещённое окно погасло и двор погрузился во мглу…

Утро проникло в окно серыми лучами, смогом и гудками завода, находящегося неподалёку. Мать уже ушла на работу. Он собрал постель, умылся рыжей водой из старого, ворчащего крана. На лестнице послышался какой-то шум. Показалось наверное, откуда ему взяться? Все уже давно съехали из этого дома, только им с матерью некуда идти. Он доел вчерашние высохшие макароны, оделся, обмотал шею толстым, вязаным шарфом и по пустой грязной лестнице спустился во двор. Там, как обычно, было пусто и тихо. Жестяная банка лежала посреди двора – на том самом месте, где он её вчера оставил. Пнув её пару раз, он сел на потемневшую от времени лавочку, откинулся к стене, смотрел на поднимающийся из фабричных труб дым и думал о том, как через несколько дней, совсем скоро мать придёт домой и с грустной улыбкой достанет из пакета кетчуп. И он будет кушать макароны, щурясь от удовольствия.

Постепенно опускалась темнота и прямо над ним, на втором этаже, ярким жёлтым светом засветилось окно. Единственное окно из десятков окон старого шестиэтажного дома…

 

Спасибо. Вообще не писал никогда особо. Просто в нете на одну фотку наткнулся - и одним махом всё это из меня вылилось.. Что делать дальше с текстом - просто не знал, потому и выложил сюда.

 

Старик дрожащей рукой нервно теребил край скатерти. Уже больше получаса он сидел за столом, боясь пошевелиться от страха. Даже со спины было видно, как он напряжён и испуган. Он старался не думать о том, что лежит в соседней комнате на полу. Всего через пару часов вся семья вернётся домой. И о том, что последует за этим, он даже не хотел думать. Но он же не специально! Это глупая, досадная случайность! Он на секунду представил себе лица домочадцев, когда они всё увидят. Поборов страх, он с трудом поднялся со стула и подошёл к двери в детскую. Там всё было, как он оставил: Джошуа лежал на полу и смотрел стеклянными глазами в окно, за которым осенний ливень трепал ржавые листья клёна. Оторванная рука была изогнута под неестественным углом и лежала рядом. Дед стоял на пороге и боялся сделать хотя бы шаг в сторону Джошуа. Чем больше он смотрел, тем больше понимал, что уже ничего не вернёшь, что скоро вся семья узнает, и ему придётся смотреть детям в глаза и как-то с этим жить дальше. Такая перспектива вогнала старика в тоску столь глубокую, что он зажмурился и тихонько завыл. Гром, неожиданно раздавшийся за окном, заставил старика вздрогнуть и как будто взбодрил его. Видимо приняв решение, старик, шаркая ногами, пошёл к шкафу, где держали всякие мелочи. После долгих поисков он наконец нашёл то, что искал: крупную иглу и моток толстых белых ниток. Для того чтобы вдеть нитку в иголку, ему пришлось изрядно помучиться, потому что руки и так его плохо слушались, а стресс никак не помогал ему справиться с дрожью. Вооружившись наконец иголкой с вдетой в неё ниткой, дед поковылял в детскую. На секунду он задержался у входа, ещё раз оглядев грустную картину, но потом решительно подошёл к Джошуа, сгрёб его в охапку, поднял руку с пола и понёс в зал. Уложив куклу на стол, он приложил к ней руку, прикинул, как всё должно быть и принялся шить мелкими, крепкими стежками.
Он сидел у окна и смотрел, как из тяжёлого серого неба льются нескончаемые потоки воды, и как дождь сбивает с деревьев последние рыжие листья. В прихожей раздался шум, разговоры и заливистый смех: дети с внуками вернулись из гостей. Старик сжался, ожидая волну криков и ненависти. И они не заставили себя ждать…
…Он стоял, сгорбившись от старости и от осознания собственной вины, а они все вчетвером: сын с невесткой и близнецы стояли перед ним и обрушивали на несчастного старика потоки брани. Он не говорил ни слова в своё оправдание. Зачем? Их всё равно не интересует, что он всего лишь хотел положить чёртову куклу, которую дети бросили посреди комнаты, на место. И он не заметил, что её рука зажата закрытой второпях дверцей шкафа. Детям на это было наплевать. Ведь всё равно он – никчемный старый урод, от которого никакой пользы, только одни проблемы. Увидев, что дед никак не реагирует, один из близнецов разъярился и швырнул куклу деду в лицо. При этом кукла больно ударила его стеклянным глазом прямо в бровь. Глотая обиду, он поднял куклу с пола и тихонько шепча: простите, простите меня, я виноват, он ушёл в свою комнату.
Было далеко за полночь, когда близнецов наконец угомонили и уложили спать, пообещав, что купят им новую куклу, ещё больше. Было слышно, как сын с супругой что-то обсуждали на кухне злым шёпотом. А старик сидел на кровати, гладил по голове Джошуа, одна рука которого была коряво пришита ужасными белыми нитками, и тихо говорил: ничего, ничего страшного. Я вас всех тоже очень люблю, вы ведь моя семья. Ничего…

 

Спасибо
Рад что кому-то нравится. Это для меня новый опыт - непривычно

 

Было уже темно. Дождь лил как из ведра и хлестал её жёсткими ледяными струями по лицу. Редкие далёкие молнии на мгновение освещали набережную, а потом снова сгущалась тьма. Она перекинула ноги через перила моста, на пару секунд задержалась, глядя на мутный, бурлящий поток воды под собой, потом всё же решилась: «да ну, к чертям собачьим всё это! Наплевать!» и, раскинув руки, подалась вперёд, озаряемая очередной вспышкой молнии.
Резкий рывок за шиворот бросил её спиной на асфальт.
- ты что, дура, совсем охренела что ли? Ты что творишь?
На неё сквозь дурацкие круглые очки бешеными глазами смотрел мужчина. Он тяжело дышал, а в руке сжимал маленький букетик полевых цветов, изрядно потрепанный ливнем.
Она постепенно начала осознавать происшедшее. От удара об асфальт спёрло дыхание. С трудом она сумела подползти к перилам и опереться о них спиной. Дыхание вернулось к ней и она жадно вдохнула чистый, тяжёлый от дождя воздух. Откуда взялся этот чудак ночью, на абсолютно пустой улице в такой дождь?
- ты что, совсем рехнулась? – он не унимался. Его трясло, то ли от волнения, то ли от возмущения, то ли просто под проливным дождём продрог.
- рехнулась, не рехнулась, вам-то какое дело?
- ну как – какое? Ну я не знаю, ну… - он внезапно замолчал, как будто сам не знал ответа на её вопрос. – ну не всё равно и всё! – выпалил он.
Девушка подняла взгляд на него, и криво усмехнулась.
- вот всем нет до меня никакого дела, а какому-то очкастому задроту вдруг – есть. Замечательно. Откуда ты взялся, дядя? Зачем??? Что же вы все мне покоя-то не даёте? Что же ты, дурак, мимо не прошёл? И всё было бы уже хорошо, меня бы уже не было и всем стало бы легче!
Она обхватила голову руками и заплакала. Мужчина смотрел на неё, хлопая близорукими глазами сквозь залитые дождём очки. Он шевелил губами, пытаясь что-то сказать, растерянно огляделся. Улица была пустынна. Только жёлтые фонари смотрели на странную парочку сквозь пелену дождя. Мужчина упал на колени перед девушкой, и неуверенно протянул руку к её плечу.
- эй, - сказал он. – слышь? Ты это, перестань, а?
Он легонько потряс её за плечо. Девушка подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он неуверенно протянул ей потрёпанный букетик цветов и сказал:
- вот, держи. Я для тебя купил…
- что?
- ну что. Ничего. Для тебя купил, говорю.
- в смысле? Зачем – для меня?
- сам не знаю – зачем. Считай что ты ошибалась. Ты мне нужна. Вот.
- да я же вас не знаю совсем. И вы меня не знаете. А может я наркоманка? Или больная на голову? Маньячка какая-нибудь, наконец? Или вы всех идиоток спасаете?
- да нет. Ты первая. Честно говоря странное ощущение испытываю. Никогда не приходилось спасать идиоток от смерти.
Девушка грустно улыбнулась. Спасатель хренов. Вот дёрнул же чёрт этого мужика прогуливаться в час ночи по набережной под проливным дождём. Может он маньяк? Подумав об этом, девушка вдруг рассмеялась: глупо бояться маньяка, когда пять минут назад сама пыталась покончить с собой.
- дядь, а что ты имел в виду, когда сказал что цветы для меня купил?
Он поправил очки на носу, посмотрел куда-то в сторону, помолчал, а потом сказал:
- ну не то чтобы для тебя. А скорее – изза тебя. Когда ты остановилась возле книжного магазина и ругалась по телефону с кем-то, мне пришлось тоже остановиться у цветочной лавки и купить этот букет, чтобы ты не подумала, что я за тобой слежу – тут он понял что сказал что-то не то и замолчал смущённо.
- ты? Следил? Дядя, ты чего? Зачем я тебе нужна? Или ты таки извращенец какой-то?
Мужик потупил взор и засопел.
- сложно сказать - зачем. И сложно сказать, почему именно ты. Просто так совпало. Ты не поймёшь, в общем.
Он замолчал и воцарилась относительная тишина. Если не считать шума дождя и редких раскатов грома.
- да ладно, рассказывай. Ты меня спас, а я тебя не просила. Значит ты передо мной в некотором роде в долгу. Объясняй давай, я пойму. Тупых у нас в роду вроде не было. Несчастные и непутёвые были, но тупых – никогда. Так что давай, присаживайся рядом, чувствуй себя как дома и рассказывай.
И он начал рассказывать. О том как он увидел её ещё вечером в парке. Как она сидела на лавочке и плакала. И как он остановился как вкопанный и смотрел на неё. А потом, когда она пошла бродить по городу – он пошёл за ней и как он переживал, когда она переходила дорогу прямо перед машинами, не обращая внимания на красный сигнал светофора. И как он чуть было не потерял её в толпе на бульваре и метался туда-сюда, пока чуть не налетел прямо на неё у витрины книжного магазина. Она стояла и с кем-то ссорилась по телефону, а он испугался и отскочил к лавке с цветами и уже оттуда наблюдал за ней. И видел как она выбросила мобильник в корзину для мусора. И…
Странно выглядела парочка, сидящая на пешеходной части моста, в час ночи в проливной дождь. И естественно , что проезжавший мимо них патруль остановился спросить, всё ли у них в порядке. Услышав от девушки, что всё в норме и что они просто беседуют и убедившись в относительной адекватности поведения обоих, патруль отбыл дальше. Габаритные огни патрульной машины скрылись за пеленой дождя. Мужчина возбуждённо продолжал свой рассказ, всё больше распаляясь и жестикулируя.
- … и вот в тот момент, когда я уже был готов, что я вижу? Я вижу, как ты собираешься спрыгнуть с моста!
- к чему готов?
- заткнись и слушай! Я целый вечер ходил за тобой как привязанный. Я наблюдал за тем, как ты ходишь, за твоей мимикой, жестами. Я сто раз за последние пару часов представлял себе, как я подхожу к тебе в тихой подворотне и обхватываю твою шею. И я представлял себе, как ты смотришь на меня полными ужаса глазами, и взглядом умоляешь меня не делать этого! Как я вижу, что на шее у тебя пульсирует артерия и как я с хрустом ломаю тебе шею и - тишина! Перестаёт биться сердце и твой умоляющий взгляд гаснет. И это был бы пик моего блаженства! А тут ты решила нырнуть в реку и сломать мне весь кайф, тупая сука! И я, конечно же, не мог тебе позволить испортить мои планы! Вот почему я сделал то, что сделал. Теперь, когда я тебя спас, у меня есть ещё один шанс. Только в этот раз постарайся, пожалуйста, ничего не испортить, а то…
Договорить ему не удалось, потому что девушка, ударом локтя сломала ему переносицу, разбив его дурацкие круглые очки. Кровь ручьём хлынула из разбитого носа, мужчина ошалело смотрел на девушку сквозь помятую оправу с треснувшими стёклами. Кровь, смешиваясь со струями дождя, окрасила его белоснежную рубашку глупыми розовыми разводами.
- слышишь, лузер, - сказала девушка, поднимаясь на ноги – кто кого пас, и кто кого вёл, это ещё большой вопрос.
- что вы имеете в виду? – он дрожащей рукой стал цепляться за перила моста, пытаясь подняться на ноги. Он был растерян и напуган. В последний раз его били ещё в школе. И это было обидно и страшно. Страшно было, когда били, а обидно – потом, когда он отряхивал от пыли одежду, а девчонки смеялись над ним. И за это он их ненавидел. Ни одна из них не подошла, чтобы поддержать. Все стояли кучкой и хихикали.
– что значит – большой вопрос?
- а то и значит, козёл, что ты повёлся на меня ещё в парке, когда я корчила из себя дурочку в расстроенных чувствах. По тому как ты остановился, сразу было понятно, что тебе захочется помочь несчастной девушке. И когда я ушла из парка, я была уверена, что ты пойдёшь за мной как бычок на верёвочке. Только одного я не знала: что мы с тобой вроде как соратники. Счастливо, дядя! С этими словами она нанесла ему ещё один удар по сломанному носу, и, пока он не успел опомниться, схватила его за ноги и перекинула через перила моста.

 

Жизнь окончательно потеряла всякий смысл и ценность. Тридцать шесть лет ему, а что он имеет, чего достиг? Из последних достижений можно отметить потерю квартиры, которую забрал банк за долги, потерю последнего места работы и тот факт, что уже даже самые близкие друзья не отвечали на его звонки. Список более ранних достижений возглавили: увольнение с поста вице-директора строительной компании, скандальный развод, 30 суток ареста и запрет приближаться к бывшей жене и детям на расстояние ближе пятисот метров. С тех пор вся его жизнь могла быть проиллюстрирована одной круто падающей кривой, по которой скатывались вниз все его мечты, планы и надежды. Сэм сидел в пустой кухне, из которой грузчики выносили остатки мебели, и которую он должен был покинуть в течение ближайших часов, курил и думал о том, как же ему быть дальше. Как быть в ситуации, когда даже его родители не хотят о нём ничего слышать, не говоря уже о друзьях-знакомых, он не знал.
Грузчики закончили свою работу. Вошёл судебный исполнитель, попросил прощения и сказал, что должен закрыть и опечатать дом. Делать нечего, надо идти. Он вышел на улицу, оглядел свой бывший дом и… ничего не почувствовал. Ведь они с женой и детьми прожили тут достаточно много лет. В этом доме они праздновали его назначение вице-директором. Тогда у них было много друзей и они все веселились, жарили колбаски на гриле, пили пиво. А когда все разошлись и детей уложили спать, они с женой сидели обнявшись на лавочке на заднем дворе, смотрели на звёзды и строили планы на будущее. А сегодня у него нет жены, нет лавочки на заднем дворе, нет дома, нет планов и нет будущего. Всё что у него было – осталось в прошлом. Перспектива была довольно туманной. В тумане чётко просматривались только судебные разбирательства по его многочисленным долгам. Всё. Это всё. С этой мыслью он шагал вдоль улицы навстречу неизвестности. Вдруг он понял, что у него даже желаний никаких не осталось. Он не хотел ни есть, ни курить, ни пытаться как-то поправить своё положение. Он устал. Ничего ему больше не надо. Он хочет лечь вот тут, под мостом и умереть. Залез под мост, лег.
Реальность вернулась к нему в лице здорового бомжа, который схватил его за шиворот и вышвырнул на дорогу. Попутно объясняя, что это его и только его место под мостом, и нечего тут делать всяким придуркам. «Замечательно,» - подумал Сэм. – «у вонючего, немытого бомжа есть своё место под мостом. У меня нету вообще ничего, а у бомжа есть своё место!». От этих мыслей у него заныло в груди и захотелось плакать. От жалости к самому себе, от того, что он такой дурак. От того, что потерял всё что имел, а имел – дай бог каждому. Сразу вспомнилась последняя встреча с отцом. Как тот кричал что Сэм – никчемный придурок, раз не смог удержать ни работу, ни семью. Семью, которая могла бы его поддержать в трудную минуту и быть ему опорой. И как отец вытолкал его на улицу и захлопнул дверь у него перед носом. Его охватила такая жалость к своей бессмысленной жизни, что в этот раз он не смог сдержать слёз. Он, взрослый мужчина, шёл по улице, слёзы катились из его глаз помимо его воли и он утирал их грязной рукой, становясь похожим на чумазого ребёнка, которого поколотили соседские мальчишки, и который идёт домой, жаловаться матери. Только Сэму некуда было идти, и некому было жаловаться. И незачем больше жить. В этот момент Сэм принял решение. Всему этому пора положить конец. Он должен уйти. И хоть это дело он должен довести до конца. Как минимум для того, чтобы он не презирал сам себя. Одно, последнее дело, он должен задумать, аккуратно распланировать, выполнить согласно плану и довести до конца. До конца… Внезапно он понял, что это означает. И у него появилась цель. И он сразу понял, как это будет.
Дорога, ведущая из города на север, проходила через густой лес. Они с женой часто любовались им, катаясь вечерами по серпантину. Оттуда, с высоты, было видно зелёное море деревьев, за которые опускалось, уставшее светить за целый день, солнце. И они тогда, стоя на краю смотровой площадки, думали что это весь мира расстилается у их ног. И ни один из них и думать не мог, что в скором времени весь их сказочный мир рухнет. Серпантин. Вот его последняя дорога – переход из этой жизни в мир иной. На этой дороге рождались его мечты, она их и похоронит. Крутые повороты и обрыв в несколько десятков метров гарантировали ему успешное завершение его мероприятия.
В карманах его оставалось ещё немного денег, так что ему оставалось только дойти до автовокзала и купить билет на автобус до ближайшего города. По дороге на вокзал он испытал даже некоторый подъём: у него появилась цель и у него есть возможность добиться её. «Ну что же, не сумел выжить, надо суметь хотя бы умереть» - с горечью подумал он, отдавая кассиру деньги за билет.
Он сидел, вспоминая разные моменты своей жизни. Радостные и не очень. Но всё чаще перед глазами возникали события последних месяцев: проблемы на работе, объяснения с советом директоров, скандалы с женой, звонки кредиторов. Потом друзья, которые отказывают в очередной раз дать ему денег в долг и стыдливо отворачиваются, стесняясь смотреть ему в глаза, суд, дети, которых он уже давно не видел, снова скандалы, ссоры, объяснения и закрывающиеся одна за другой перед его носом двери. Десятки дверей, которые теперь для него закрыты, и за которыми остались его знакомые, родственники, друзья – вся его жизнь. Его прошлое теперь ему недоступно, а его будущее ограничивается несколькими десятками минут. К перрону плавно подрулил автобус под номером 62, с лёгким шипением перед Сэмом открылась дверь. «Единственная дверь, которая сама передо мной открывается, это дверь на тот свет» - подумал он, и грустно улыбнувшись, вошёл в салон.
Автобус постепенно наполнялся людьми, но Сэм их не замечал. Он даже не думал о том, что его планы насчёт ухода в мир иной, ставят под угрозу жизни всех этих людей. Его не волновало, что более сорока человек уйдут вместе с ним. Это было не так уж и важно. Важно было одно: он должен довести хотя бы это своё дело до конца. Одно дело из всех тех, что он начинал, и ни разу не завершал. Не в этот раз. В этот раз всё будет чётко по плану: когда автобус будет проезжать крутой поворот над пятидесятиметровым обрывом, он подойдёт к водителю, рванёт руль в сторону и…
…и сердце его вдруг бешено заколотилось: впереди показался тот самый поворот. В голове зашумело, но он заставил себя подняться и пойти вперёд по узкому проходу. Ноги стали ватными, он шёл как будто наступая в вязкое тесто, которое липло к ногам, не давая оторвать их от пола. Сердце бешено колотилось, а в голове шумело так, что он ничего не слышал. Он только видел взволнованные глаза водителя автобуса в зеркале заднего вида и как тот что-то ему говорит. Последние шаги дались ему с большим трудом, как раз когда автобус начал входить в поворот. В этот момент шум в его голове прекратился и в неё ворвался поток звуков: шум голосов взволнованных пассажиров и чёткий голос водителя:
- я вас прошу: сядьте на своё…
Сэм навалился на водителя и резко рванул руль в сторону. Пассажиры закричали, кто-то зачем-то пытался открыть форточку.
Ему казалось, что автобус летит очень долго. Он стоял рядом с водителем, видел ужас и непонимание в его глазах. Оглянулся в салон – люди смотрели на него. На их лицах застыл нечеловеческий страх, рты были раскрыты – они кричали. Но он их не слышал. Посмотрев вперёд, он увидел простирающийся под ними необычайно красивый лес, окрашенный закатным солнцем в багровые тона. Именно такой, каким он привык его видеть, когда они с женой, стоя на смотровой площадке, мечтали о том как они построят большой дом, и как они будут в нём счастливы. А теперь этот лес станет его последним пристанищем, в нём он похоронит свои мечты. Ничего, зато как минимум одно дело в своей жизни он завершил. А люди… что поделаешь, это его оплата за проезд на тот свет.
Сэм очнулся в нескольких метрах от объятого пламенем искорёженного автобуса. Первое, что он почувствовал, это сильная боль в руке и в груди. А второе – осознание того, что и это дело он провалил, не сумел даже подохнуть как следует. Возле автобуса был только он. Остальные, похоже, остались внутри, а его выбросило через лобовое стекло, когда автобус влетел в деревья.
Проклиная сам себя, он долго взбирался по склону, ломая ногти и сдирая кожу на руках, и не обращая внимания на боль в сломанной руке и в груди. На дорогу его втянули уже подъехавшие полицейские. Сэм упал на колени и зарыдал, роняя крупные слёзы на горячий асфальт, осознав вдруг что он натворил, и что с этим ему придётся жить дальше.
Через месяц Сэма перевели из тюремного госпиталя в камеру. Он дожил до восьмидесяти шести лет. Бог дал ему долгую жизнь, полную сожаления, мучений и страдания, где каждый день был кошмаром. И каждый день из оставшихся ему пятидесяти лет, он ходил в тюремную церковь – просить прощения у пассажиров пригородного рейса номер 62.

 

?????

 

Зимний вечер

Я вышел из подъезда и поёжился: весь двор покрыт ровным слоем снега. Шесть утра, на улице темень, мороз и падает густой, пушистый снег. Вокруг такая тишина, которая бывает только зимой: слышно как шуршат падающие снежинки. И воздух пахнет как-то очень по-зимнему, праздником, легко щекоча нос. Стоящий у подъезда белый сугроб подмигнул мне жёлтыми огнями изнутри. Дверь машины подалась не сразу – подмёрзла. Я сел в удобное сиденье, которое сразу обняло меня, как бы предлагая ещё поспать, и повернул ключ. Панель приборов осветилась тёплым оранжевым светом и недовольно, как бы нехотя просыпаясь, заурчал мотор. В машине негромко заиграла музыка, и голос Фрэнка Синатры зазвучал так успокаивающе, что захотелось закрыть глаза и слушать, слушать, слушать. И ни о чём не думать. А впереди, в свете фар, искрился падающий снег и тепло разливалось по салону. Тепло, Синатра, снегопад. Вспоминались старые рождественские фильмы, обрывками проскакивали какие-то детские воспоминания. Мне было уютно и хорошо. Я улыбался.
Машина с хрустом начала двигаться по свежевыпавшему снегу. Город спал, на улицах изредка попадались сонные такси. Жёлтый свет фонарей тоже казался тёплым и ласковым. А ты смотришь на всё это сонное, замёрзшее царство, на хоровод падающих снежинок через двойные стёкла, сидя в тепле и такое умиротворение и любовь ко всему тебя охватывают, что невольно на лице появляется улыбка. Просто, без причины. От того, что тебе хорошо. За городом всё было иначе: дорога напоминала картины из страшной рождественской сказки, тёплый свет города остался позади. Здесь было царство мрака, странных теней и чёрных голых деревьев на фоне тёмного неба. Только я, Синатра и темнота. Съехав с трассы и недолго попетляв по лесу, машина вывезла меня на поляну, на краю которой стоял мой секрет: небольшой домик, который я купил пару лет назад. Место, где можно отдохнуть душой. Я вышел из машины и полной грудью вдохнул чистый и колючий от мороза лесной воздух. И тишина тут была не такая как в городе, а пронзительная, звенящая.
Весело затарахтел генератор, над входом загорелась тусклая лампочка, дом начал оживать. Внутри всё было так, как я оставил, разве что на всём тонким слоем лежала пыль. Первым делом надо развести огонь в камине, а когда ласковое, уютное тепло начнёт разливаться по всем уголкам дома, можно будет браться за уборку.
Всё-таки это приятное утомление, когда через час ты падаешь в кресло перед камином, а вокруг всё блестит чистотой, и нехитрая обстановка единственной комнаты радует глаз. За окном уже ярко-голубое утро, на многие километры вокруг нет ни одной живой души, мобильный телефон остался в городе, а я там, где меня никто не может потревожить.
Пришлось выйти на улицу, чтобы принести из машины пакеты с продуктами и ещё немного дров для камина. Морозный воздух сразу начал кусать за щёки и нос, но от этого вдвойне приятно было снова оказаться в доме, где в камине с треском горели дрова, а на плите закипал кофейник, распространяя бодрящий аромат. После уборки надо сесть в кресло с чашечкой крепкого кофе и расслабиться, смотря на огонь в камине. А потом уже можно приступать к приготовлению еды. Готовить еду – одно из любимых занятий. Особенно, когда не надо никуда торопиться, и никто не мешает. Бараньи рёбрышки с базиликом, чесноком и кунжутными семечками весело обжариваются в казане, варёная картошка с укропом и чесночком заботливо укутана в плед, чтобы сохранилась тёплой подольше, а на гриле пекутся нарезанные соломкой пряные куриные грудки. И мой любимый салат: лук-порей, нарезанный кольцами с растительным маслом и солью. Больше ничего не надо. Когда вся еда уже готова, посуда вымыта, а столы протёрты, приходит время для очередной релаксации: на столике перед креслом появляется вазочка с икрой, чёрный хлеб с маслом, бокал холодного пива и книга. Что ещё надо человеку для счастья?
Я заметил, что за окном опускается темнота только тогда, когда мне стало трудно разбирать слова в книге. Ну что, пора! На каминной полке зажигаются свечи, а на столе появляются издающие умопомрачительный аромат дымящиеся бараньи рёбрышки, которые до сих пор ждали своего выхода в духовке, горячая картошка и прочие маленькие радости, способные придать жизни особый вкус. Из всех стоящих в баре бутылок выбор пал на альпийский глинтвейн. Волшебный напиток из виноградного вина с добавлением настоя различных трав, ягод и специй.
Тепло, исходящее от камина, запах вкусной еды, аромат горячего глинтвейна и тепло, разливающееся по телу умиротворяют и заставляют забыть о работе, проблемах и бурлящем вдалеке городе. О сотнях тысяч людей снующих по улицам, автомобилях, пробках, очередях в супермаркетах. Остаюсь только я, мой дом и… да, как я мог забыть? Фрэнк, как я мог о тебе забыть? Ну какой без тебя зимний вечер? Негромко зазвучала музыка, я наполнил бокал глинтвейном, посмотрел сквозь него на горящие над камином свечи и сказал сам себе: «Ну что, с Новым Годом тебя, старик!»

 

Выкладываю по мере написания. Спасибо

 

Спасибо )

 

В огромной витрине магазина с весёлой улыбкой на резиновом лице нелепо размахивал руками механический Дед Мороз. Витрина была украшена огнями, ёлочными игрушками и прочей мелочью, призванной напоминать нам о том, что скоро Новый Год. Но внимание мальчика, уткнувшегося носом в стекло витрины было приковано к игрушечной железной дороге, занимавшей всю нижнюю часть витрины. Огромная, с вокзалом, на перроне которого маленькие человечки ждали поезда, она петляла между полей, деревьев и пастбищ с игрушечными коровами и овечками. Выпуская из трубы клубы белого дыма, из-за деревьев показался паровоз. Пыхтя и сигналя, он тащил за собой целый состав из двух пассажирских вагонов и цистерны. Горящими глазами мальчик проводил паровоз, скрывшийся за пластмассовой горой, покрытой пенопластовым снегом, грустно вздохнул и побрёл дальше. Город сверкал огнями, всё вокруг горело и искрилось. В общем, царила та особенная атмосфера, которая бывает за несколько дней до Нового Года – какое-то необъяснимое чувство, заставляющее нас улыбаться и ощущать эдакий душевный подъём и радостный трепет. Мальчик же, глядя на всё это буйство огней и всеобщую радость, испытывал только лишь грусть и невыносимую тоску. В его семье новогодний праздник отличался от всех остальных дней только тем, что мама покупала ему его любимое шоколадное пирожное и большой, оранжевый апельсин. О, он даже как будто почуял его аромат! Это и есть настоящий запах и вкус Нового Года! А ещё здорово, когда чистишь его, то из его толстой шкуры брызжет сок. Мелкими, как туман, каплями. Ты их вдыхаешь, и они так приятно и смешно щиплют нос. И пахнут праздником. О подарках он мог только мечтать. Уже ночью, когда съев пирожное и апельсин, и запив их ароматным чаем из облепихи с сахаром, которой их угощает соседка, он лежит в своей кровати, смотрит, как потолок освещают вспышки салютов и фейерверков и думает о том, как когда-нибудь он вырастет, станет богатым и купит себе ту железную дорогу. И много пирожных. И будет ими угощать маму. И апельсинов. Много-много! Мама говорит, что в них много витаминов, так пускай она кушает и будет здорова. Потому что он её очень любит. Он каждый день будет приносить ей пирожное и апельсины, чтобы каждый день был праздником. А сам будет уходить в свою комнату, и смотреть, как пыхтит по рельсам игрушечный паровозик.
Он никогда не завидовал соседским детям. Мама говорит, что это нехорошо. Ещё она говорит, что успехам других людей надо радоваться, и стремиться достичь того же. А те, кто завидует, так и остаются всю жизнь угрюмыми и озлобленными неудачниками. Нет, он конечно испытывал чувство зависти, когда видел у мальчика Мишки из соседнего подъезда большущий танк в пятнистой раскраске, и очень хотел такой же. Но зависть его была доброй, как и он сам. Да и как можно завидовать другу? Он помнил мамины слова: надо хорошо учиться, стать хорошим специалистом и тогда у тебя будет всё, что захочешь. И он по мере сил старался. Конечно, у его мамы не было возможности делать учителям подарки к праздникам, и к нему относились довольно холодно в школе, но он был неглупым парнем и он прилежно учился. Ведь впереди была цель: стать богатым человеком и обеспечивать маму в старости.
Он шёл по вечерней улице и его внимание привлекла огромная реклама, висящая у дороги. На ней был изображён пожилой дядька с добрым лицом, и надпись: «Волшебство существует!». Внезапный сигнал, раздавшийся у самого уха, вернул мальчика к действительности: зазевавшись, он чуть не попал под колёса маршрутного такси. Спасаясь бегством от кричащего ему в след водителя, он на одном дыхании пробежал все ступеньки до четвёртого этажа. Разуваясь и одновременно стягивая с шеи шарф, он позвал мать:
- мама! Мама!
Мама вышла, как всегда, из кухни, где она по вечерам читала взятые у соседки книжки про любовь.
- Чего ты шумишь? Что случилось?
- Мам, а волшебство есть? – в одном ботинке и наполовину сняв куртку, спросил мальчик.
Мама улыбнулась, подошла к сыну, поцеловала его в макушку и, потрепав по волосам, сказала:
- Если бы волшебство на самом деле существовало, то я попросила бы волшебника сделать тебя президентом. Ты у меня умница, ты бы сделал так, чтобы все люди в нашей стране зажили богато и счастливо!
- Тогда я буду стараться и стану президентом, когда вырасту! А Мишку-соседа сделаю своим помощником!
- Мишку? – рассмеялась мама. – Так он же глупенький совсем! Какой из него помощник?
- Ну и что, что глупенький? Зато у него есть танк, и он будет нас защищать! А ещё он честный! А ты сама говорила, что честные люди, это редкость и надо их ценить!
- Ну, хорошо, уговорил! А пока ты ещё не президент – марш ужинать!
Засыпал он, мечтая о том, как станет президентом. И, конечно же, у него в кабинете будет огромный стол, с железной дорогой.
Прошло несколько дней, наступило тридцать первое декабря. Он снова шёл домой, предвкушая то, как он будет кушать свой праздничный апельсин и пирожное. И на глаза ему снова попался тот самый рекламный щит, с надписью «Волшебство существует!». «Жаль, что это не так», подумал он, и снова он чуть не попал под колёса маршрутки. Водитель высунул голову в окно, ругая мальчика на чём свет стоит, и вдруг – замолчал. На плечо мальчику легла большая рука, он поднял голову, и не поверил своим глазам: рядом с ним стоял тот самый пожилой мужчина, с рекламного щита!
- Не ругайте вы так мальчика, с кем не бывает! Тем более – праздник сегодня такой добрый! С Новым Годом вас!
Водитель маршрутки, ворча что-то себе под нос, уехал. Дедуля посмотрел на мальчика и улыбнулся. Вокруг его глаз, как лучи солнца, расходились добрые морщинки.
- Ну что, давай я тебя проведу, пока ты под машину не попал.
Он взял мальчика за руку и повёл его в сторону дома. Ладонь его была твёрдой и, как будто, излучала тепло. Мама говорила не раз, что нельзя разговаривать на улице с незнакомыми, и уж тем более – куда-то с ними идти, но дедушке с рекламного щита он почему-то поверил.
- Так, стало быть, ты не веришь в то, что там написано? – спросил мужчина.
- Мама сказала, что волшебства не бывает. – Неуверенно произнёс мальчик.
- Может и не бывает. Но сегодня ведь особенный день – Новый Год! А под Новый Год случаются всякие чудеса. Вот у тебя есть какое-то самое-самое сокровенное желание? Только такое, настоящее, Большое желание?
- Есть, - сказал мальчик, - я хочу большую железную дорогу, как в том магазине на углу улицы!
Старик улыбнулся и сказал:
- Это хорошее желание. И довольно ожидаемое для мальчика твоего возраста. Но я спрашиваю не о каких-то маленьких радостях, а о Настоящем Большом Желании. Есть такое?
Подумав секунду, мальчик выдохнул:
- Есть! Я хочу стать президентом!
- О, это уже ближе! – поднял брови старик. А зачем?
- Я хочу сделать так, чтобы в нашей стране все были богатыми и счастливыми, чтобы перед праздниками не было таких людей, которым грустно! Хочу покупать своей маме пирожные и апельсины! И чтобы все дети могли своим мамам покупать пирожные и апельсины! И чтобы мамы улыбались и никогда не плакали! – выпалил мальчик.
- Вот! – поднял палец дед. – Вот это и есть Настоящее Большое Желание! Это мне нравится! Вот что я скажу тебе: ты будешь много и упорно учиться, работать, и станешь президентом. Но у меня одно условие!
- Какое?
- Ты будешь стараться сделать то, что ты мне сейчас сказал: будешь делать людей счастливыми. А я буду наблюдать за тем, как ты выполняешь наш уговор.
- Договорились! – заулыбался мальчик. – Жаль только, что всё это не взаправду.
- Как знать, как знать… - проговорил старик. – Ладно, вот твой дом, беги домой. Тебя мать ждёт уже, наверное.
- До свидания! – мальчишка пошёл в сторону подъезда, а дед остался посреди двора и с улыбкой смотрел ему вслед.
- Дядя, - обернулся парнишка.
- Слушаю тебя. – ответил старик.
- А можно, когда я стану президентом, я возьму себе в помощники Мишку из соседнего подъезда? – смущаясь, спросил мальчик.
- Конечно можно! Можно всё что угодно, лишь бы это было ради доброго дела.
- Ради доброго – улыбнулся парень - куда ещё Мишку возьмут?
- Хорошо! – улыбнулся старик.- С Новым Годом тебя!
- Спасибо! И вас тоже! – помахал рукой мальчишка и скрылся в подъезде.

Президент стоял у окна своего громадного кабинета и смотрел в окно. Было тридцать первое Декабря, за окном валил снег, улицы города были освещены яркими огнями, везде играла музыка, сновали люди. Обычная, предновогодняя суета, во время которой царит та особенная, волшебная атмосфера. Он вспоминал тот день, много лет назад, когда он встретил старика, и тот пообещал, что он станет президентом. На добродушном лице президента заиграла улыбка. Конечно, незнакомец из детства тут не при чём, чудес не бывает. В этом он убедился за долгие годы. Он упорно работал, шёл к своей цели и добился своего: он руководит страной. И – да, ему есть чем гордиться. Люди в его стране зажили значительно лучше, его любили и уважали за то, что он долго и много трудился ради того, чтобы видеть вокруг себя счастливые и благодарные лица людей. Но всё же, он был благодарен тому старику: это он заставил маленького мальчика поверить в себя и добиться таких результатов.
Зуммер на столе заставил его отвлечься от мыслей о детстве. Он подошёл к своему столу и нажал кнопку.
- господин президент, к вам посетитель. Говорит, что ему назначено.
«Откуда посетитель в такой день и в такой поздний час?» - подумал президент, но всё же дал указание впустить посетителя, а сам подошёл к огромному столу, по которому была проложена железная дорога, петлявшая между игрушечных деревьев, зданий и холмов.
- с наступающим Вас, господин Президент!
Этот голос заставил президента резко обернуться. В дверях стоял тот самый старик. Ничуть не изменившийся, с добрыми морщинками вокруг улыбающихся глаз.
- Вы?
- Я ведь сказал, что буду наблюдать за твоими успехами. Зашёл сказать, что я очень рад, что не ошибся в тебе. Ты и в самом деле хороший человек. Ты исполнил мечты многих людей. И о своей не забыл – улыбнулся он, смотря на игрушечный паровозик проезжающий мимо игрушечного вокзала.
- Как я мог о ней забыть, это ведь мечта всего детства. – улыбнулся президент.
Дверь президентского кабинета распахнулась, и в неё вкатился игрушечный танк, грозно поворачивая орудие во все стороны.
- Бонжур маман! – выпалил вбежавший следом за танком мужчина, с пультом управления в руках. – Давай, собирайся, нас семьи ждут, праздник всё-таки!
- Это и есть Мишка? – с улыбкой спросил старик, кивая в сторону человека с пультом.
- Это и есть Мишка. – улыбнулся президент. – Поехали. Вы не составите нам компанию? – спросил он у старика.
- Нет-нет, благодарю. У меня ещё много дел сегодня. – Он хитро подмигнул президенту и со словами «С Новым Годом Вас!» вышел из кабинета.

 

Последний, в принципе - детский. Потому там всё проще )

 

Реальная история, короче. Как там в кино обычно пишут: "основано на реальных событиях". Ну и вот - ночь, значит. Время уже к двенадцати, дети давно уснули, жена тоже. Я сижу на кухне за ноутбуком, то ли работаю, то ли по нету шарюсь, то ли на форумах с кем-то ругаюсь - я уже не помню. Не суть важно. Лето, жара, окна открыты, птички уснули в саду, тишина. Ну и мозг потихоньку свыкся с этой тишиной, сделал себе там на извилинах зарубку: "ночь" и успокаивается потихоньку. Остывает, тихо потрескивая. В дальнем конце кухни, прямо возле огромного окна, стоит холодильник и тихо себе гудит, никому не мешая и не нарушая тишины ночи. В ночной тишине моё музыкальное ухо улавливает незнакомый звук: как будто кто-то быстро по холодильнику чем-то маленьким и острым стучит. Зубочисткой, что ли. Треск короче такой быстрый. Смотрю на холодильник - тишина. Перевожу глаза на монитор - снова этот звук. Во, похоже, как бабочка ночная бьётся! Только пластмассовая, судя по звуку. А я, признаться, ночных бабочек не люблю - они большие, серые и уродливые. Смотрю снова в ту сторону - тишина. Ну и фиг с ней, с бабочкой - вылетит обратно в окно, если что. Продолжаю сосредоточенно ковырять интернет. И снова этот стук или скрежет или что там такое! Решил достать веник и выгнать эту идиотскую бабочку на улицу, чтобы она меня не раздражала больше. В тот момент, когда мой зад начал отрываться от диванчика, из-за холодильника, медленно расправляя крылья и открывая клыкастую пасть на меня вылетела... летучая мышь! А надо сказать, что летучих мышей я не люблю в пятьсот раз больше, чем ночных бабочек. Я вскакиваю и ломлюсь к двери. Помните как в детских ночных кошмарах ты хочешь убежать, а ноги не слушаются и всё происходит словно в замедленном кино? Вот и у меня так: я сваливаю, оглядываясь безумными глазами через плечо и крича на весь дом басом:
- да паааашлаа ты нахууууууй!
...захлопнув за собой дверь, я с ужасом увидел бьющуюся о стекло чёрную тень и шумно выдохнул. В прихожей появилась заспанная жена:
- ты что, сдурел?
Я, запинаясь, объясняю суть проблемы. Через минуту жена, покатываясь от смеха спрашивает:
- а кровь, кровь блять у неё с клыков не капала?
- да иди ты... - дуюсь я.
Вместе, вооружившись полотенцами (ну, чтобы мышь прогнать), заходим на кухню. Там - тихо и пусто. Пошуршали там-сям, под диванчиком, за холодильником - нет никого. Я закрыл окно от греха подальше, а жена, смотря на подоконник, смеётся:
- смотри, ты тут не один такой герой, мышь тоже обосралась при виде тебя орущего.
На подоконнике и в самом деле было пару зёрнышек мышиного помёта. Вот такая ужасная история.