Стихи со смыслом

нужно больше искренности, ещё, ещё
Серафима Ананасова
нужно больше искренности, ещё, ещё
чтоб они захлебнулись, чтоб шла у них носом, горлом
чтобы они ей давились, чавкали, чтоб стекала по подбородку
чтоб тянули к ней руки, мычали, прося добавки

в сущности чем поэт отличается от уродца в цирке
от гладиатора на арене, которому нужно сразиться со львом
на потеху публике,
и если он выживет, то получит в награду горбушку хлеба
да стакан дрянного вина,
а после обратно в клетку

я не против, пускай и так,
только маховик внутри тебя продолжает вращаться
вне зависимости от твоего желания отдохнуть или успокоиться
голос шепчет пиши, ещё пиши, выворачивай
руки ноги глаза из орбит выковыривай,
прыгай в костёр, с моста, в постель к тому кто тебя не любит
будь первопроходцем для них, будь для них путеводителем
по местам, о которых и думать-то страшно, не то что ходить,
а ты селись там,
строй там дом или копай землянку на крайний случай

чем поэт отличается в сущности
от подопытной крысы, от жабы, которую препарируют
на уроке естествознания
страшно даже не это, а то, как ты не противишься своей сущности
как киваешь радостно, просишь ещё кипятка в котёл,
умоляешь первого встречного о пощёчине,
о перерезанном горле,
о крепком стальном ошейнике

потому что внутри себя ты свободен

свободы ведь ищут те, кто её не пробовал
настоящей свободы,
горькой и всеобъемлющей

той свободы,
с которой диктор в прямом эфире вдруг замирает на полуслове,
улыбается, достаёт откуда-то небольшой пистолет,
и пока вся съемочная бригада застыла в ужасе

он выносит себе мозги
и они за кадром уделывают стажёрку и оператора

диктор валится набок

а дальше врубают рекламу прокладок,
пива, духов
и бургеров

и готовят огромные извинения
телезрителям.

 

Александр Твардовский

 

Весной, когда сердца любви открыты,
ты написал роман о нашей страсти.
Я в нём была прекрасной Маргаритой,
ты — отрешённо-утончённый Мастер.
Кот Бегемот, свернувшись у камина,
мурлыкал, засыпая, нам о вечном.
И было наше лето бесконечным,
благоухающим сиренью и жасмином.
Бежало время, притупляя чувства,
раскладывал пасьянс уставший Воланд.
И осенью, когда подкрался холод,
душа заныла от дурных предчувствий.
Глумился прозорливый Азазелло —
он предрекал мне с самого начала,
всю неизбежность горького финала —
фатальный выход pneuma* из тела.
Избыток нежности сменился дефицитом,
распалось целое на крошечные части.
Во мне тогда погибла Маргарита.
В искусстве убивать ты точно Мастер.
pneuma (лат.) — дух
( Алина Несмелова )

 

Наверное, это старость,
О прошлом болит душа,
Всё, собственно, там осталось,
А стрелки вперёд спешат.
Глаза открываешь — восемь,
Сходил в магазин — среда,
Сварил себе кофе — осень,
Прилёг отдохнуть… ну, да…
Но есть у меня, припрятан,
Ещё один циферблат,
Цветные на нём заплаты
И время течёт назад,
Ко дням с «Пионерской зорькой»,
С героями из былин,
Туда, где Хоттабыч с Волькой,
«Мурзилка» и нафталин.
Где молоды папа с мамой,
Где радостный Первомай,
И где — гоп-цаца — тот самый
Девятый идёт трамвай.
Скакалки, кино, пистоны,
Свидания, эскимо,
Домашние телефоны, стоявшие на трюмо.
Торжественное с экрана,
Московское: «Гаварит…»,
Сенкевич возил по странам,.
Был выбрит, а не побрит.
Там письма пером писали,
Разгладив тетрадный лист,
Всегда магазин искали с названием «Букинист».
На праздники покупали
Копеечный «Солнцедар»,
Пакеты в тазу стирали,
Жевали блестящий вар.
…Ну, вот, механизм заело,
Куда мне — вперёд, назад?
Да… жалко, не всё успела
Самой себе показать.
Осталась бы там надолго,
А лучше бы — навсегда:
Родители, дача, Волга —
Счастливейшие года.
Наверное, это старость:
Здесь — «функция», там — душа.
Здесь только курить осталось,
А там я могу — дышать.

© Ольга Бакулина

 

Не верьте вы её словам

В них не ищите откровений

Её восторженная речь

Увы, лишь повод для сомнений

Не верьте вы её глазам

Их выражение обманно

Они то гонят , то манят

Они лукавят беспрестанно

Не верьте вы её слезам

Не верьте ласковым улыбкам

Доверье ваше приведёт

К непредсказуемым ошибкам

Она фальшива и пуста

Как маятник не постоянна

она бесчувственна слегка

Но, боже, как она желанна...!

 

Знаешь, Мэри,
в моей голове звери.
Они бы тебя
съели, если бы я разрешил.
Но я их гоню из прерий,
на ключ закрываю двери.
Сидят на цепях звери,
на ржавых цепях души.
А звери мои ночью,
рвут кожу и плоть в клочья.
И каждый их клык заточен.
Играют на струнах жил.
Но все-таки, между прочим,
/пусть я и
обесточен/,
ты вся, до ресниц и точек -
причина того, что я жив
Беги от меня, Мэри,
/прижмись же ко мне теснее/.
Спасайся скорей, Мэри,
/ничто тебя не спасет/.
Коснувшись тебя, Мэри,
попробовав раз,
звери, живущие в моем теле,
хотят еще и еще.
Ты знаешь, Мэри,
есть истина в вине и теле,
религии и постели.
Но я отыскал в тебе.
И пусть сегодня
другой одеяло грею,
но спят мои злые звери,
тебя видя в каждом сне.
Поверь,
я больше не буду зрителем,
скрываясь в своей обители,
до самых последних дней.
Я прилечу с Юпитера,
в квартиру твою в Питере.
Мэри,
стань укротительницей
моих диких зверей.

 

Перебирая документы
В архивах памяти моей,
Я вижу лучшие фрагменты
И замечательных людей.
И будто годы - не помеха,
Но я давно не видел их,
Кто потерялся, кто уехал,
Кого-то вовсе нет в живых.

Мы собирались в тесных кухнях
Хрущёвских маленьких квартир,
Жгли свечи, если свет потухнет,
И изменить мечтали мир.

В окно открытое курили,
Ругались часто сгоряча
И ненавязчиво шутили
Про "дорогого Ильича".

Мы под гитару пели песни,
Мешали водку и портвейн,
И жить нам было интересней,
Мы были лучше и добрей.

Да и страна была другая...
И вдруг я понял, чёрт возьми,
Что были мы, того не зная,
Тогда свободными людьми.

Свободными от интернета,
От СМИ, от банков, от реклам,
От их навязчивых советов
Купить у них ненужный хлам.

Нам не навязывали веру
Конфессий разных голоса,
И не кривлялась под фанеру
С экранов пошлая попса.

Пусть не хватало ананасов,
Омаров, устриц и сыров,
Но колбаса была из мяса,
А молоко из-под коров.

И жить нам было веселее,
И всё нам было по плечу...
А может, это я старею
И из-за этого ворчу?

А может, я и в самом деле
Живу в каком-то странном сне,
Но почему-то я уверен,
Что дело вовсе не во мне.

Мы стали слишком равнодушны
Замкнувшись в каменных домах,
Мы потребительски послушны,
Забыв о собственных мечтах.

Мы поселились в интернете
И там инкогнито живём,
А если вдруг, случайно встретим
Друзей, в лицо не узнаём.

И всё быстрей проходят годы,
Кто растолстел, кто облысел,
Нам не хватает той свободы,
Что каждый некогда имел.

Нам не хватает тесных кухонь,
Где так умели мы дружить,
Теперь набить важнее брюхо
Или айфон себе купить.

Нам всем приходится меняться,
И мы себя не узнаём,
Мы научились притворяться,
Что мы по-прежнему живём...

Олег Нечаянный

 

Пред Родиной, конечно, неудобно…
Долги, конечно, нужно отдавать…
Но почему она – в уплату долга –
С нас требует кого-то убивать?

И коль у вас пред ней долги такие,
Что даже жизнь – в уплату их – пустяк,
То хочется спросить вас, дорогие,
Зачем же вы одалживались так?

Коль Родина удар наносит сзади,
Да так, что аж в глазах потом круги,
То лучше, дорогие, не влезайте
Вы к этой страшной Родине в долги

(Леонид Филатов)

UPD:
P.S. На самом деле этот кусок вырван из комедии
Леонид Филатов. Лизистрата
и сейчас трактуется конечно иначе, чем было задумано автором.
имхо.

 

«Дай руку, деда»

Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди...
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу, и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.

Л. Филатов
P. S.
В этом стихотворении все, что нужно знать о любви и желании жить.
Известный актер, писатель и человек недюжинного таланта Леонид Филатов сильно болел, и перед смертью он проводил много времени в больнице. После тяжелой операции он мог и должен был умереть, но в его жизни была маленькая внучка Оля, ради которой он еще несколько лет прожил. Именно ей перед смертью он успел написать это стихотворение

 

Потрясающе!

 

Ангел сидит на моей кухне.
Курит, дым в окно выдыхает.
Лампочка в коридоре тухнет.
Ангел щурится и вздыхает.

– Долго не виделись. – Да, долго.
– Ты просто так? – Пролетал мимо.
Странно видеть с глазами волка
Персонального херувима.

Ангел небрит и вполне мачо,
Если не знать о его сути.
Под рукавами тату прячет.
В плеере AC/DC крутит.

– Я обленился с тобой, знаешь?
Вес набираю, курю много.
Ты не влюбляешься, не летаешь,
Что мне в отчете писать Богу?

Мне же хранить тебя тут нужно.
Это работа, а я профи.
Где темперамент сейчас южный?
Не отвечаю. Варю кофе.

Ты же пойми, я переживаю -
Вдруг что случится, а я не в форме.
Я столько лет тебя не спасаю…
Но в общем я рад, если ты в норме.

(c)

Вселенная Мудрости

 

Вадим Шефнер Ожидание
За пятьдесят, а все чего-то жду.
Не бога и не горнего полета,
Не радость ожидаю, не беду,
Не чуда жду — а просто жду чего-то.
Хозяин вечный и недолгий гость
Здесь на Земле, где тленье и нетленье,
Где в гордые граниты отлилось
Природы длительное нетерпенье,-
Чего-то жду, чему названья нет,
Жду вместе с безднами и облаками.
Тьма вечная и негасимый свет —
Ничто пред тем, чего я жду веками.
Чего-то жду в богатстве и нужде,
В годины бед и в годы созиданья;
Чего-то жду со всей Вселенной,
где Материя — лишь форма ожиданья.