Михаил Светин

Светлая память и земля пухом(((

 

Очень жаль, уходят такие замечательные артисты и при этом появляется ощущение, что отрывается часть лично твоей жизни........
Светлая память................

 

Очень жаль его!

 

Дачи наши в одном поселке, земля пухом замечательному артисту

 

Про «Афоню», «Чародеев» и другие роли

- Популярность ко мне пришла поздно, только после 45 лет, когда я снялся в комедии Гайдая «Не может быть!», а затем у Данелии - в «Афоне».
«Афоня» - это трагедия и грусть всей моей жизни... Георгий Николаевич пригласил меня, неопытного киноактера, на небольшую роль шофера Воронкова, а до этого я сыграл всего в паре картин. Съемки проходили в Ярославле. Данелия встретил меня в гостинице и повел к себе в номер, говорит, сейчас сбегаю за бутылочкой. Никогда больше я не сталкивался с таким трепетным отношением режиссера: «Миша, Миша, Миша…».
Он вообще ко всем своим артистам так относился.
Мне предстояли всего две сцены – с Лёней Куравлевым под ливнем и на собрании, где обсуждают поведение Афони. Начали с ливня. На площадку подъехала пожарная машина, все бегают, шланги раскручивают, готовятся…
Начинаем снимать – дубль за дублем - пока под струями холодной воды окончательно с Куравлевым не продрогли. Данелия принес нам водки, чтобы согреться и обратился ко мне: «Миша, за три дня не успею тебя снять, придется на день задержаться». И тут что-то на меня нашло, до сих пор не могу понять с чего вдруг… «Никак не могу! В Питере завтра съемка, я обещал приехать».
А мне предстояла эпизодическая роль в телеспектакле, и конечно, я, мог бы перенести, поскольку проект был долгоиграющий, но понес: «Меня ждут, мы договорились, я не могу». Данелия взвился: «У тебя значит важные съемки, мать-твою! А у меня что?!». Развернулся и ушел.
В итоге он поднял всю группу, человек сорок, еще до восхода солнца. Все вышли на площадку недовольные, злые… Сцену на собрании, правда, отсняли быстро, я уехал, и больше мы с Георгием Николаевичем никогда не виделись. И озвучил меня в итоге другой актер. Наверное, Данелия уже видеть меня не мог. И это справедливо…
Я потерял близкого мне по духу режиссера, сильно его обидел. И это заноза торчит в душе всю жизнь. До сих пор стыдно за совершенную глупость... И ведь не спишешь на молодость, мне было уже за сорок! Почему я начал вдруг вести себя как капризная звезда, не понимаю. Конечно, надо было поехать к Данелии, встать на колени и извиниться. Но я этого не сделал, не смея надеяться на прощение. И сейчас… Спустя ровно сорок лет, говорю: «Георгий Николаевич, простите меня».
Я часто вел, да и до сих пор веду себя как глупец… Например, отказался сниматься у Гайдая, в его последнем фильме «На Дерибасовской хорошая погода…», причем съемки проходили в Америке, где я к тому времени ни разу не был. Прочел сценарий, расстроился. Звоню Гайдаю: «Леонид Иович, что ж такое! В предыдущем фильме, в «Частном детективе», я, висел на крюке и говорил дочери: «Надо прощаться». А здесь, опять: «Надо сдаваться». Снова та же эмоциональная краска!». И Леонид Иович Гайдай, у которого большие актеры с радостью снимались в маленьких эпизодах, после долгой паузы спросил: «Миша, а что бы вы хотели сыграть?» - «Надо подумать» - важно ответил я. «Тогда до лучших времен», - сказал мне Гайдай и повесил трубку. Это был, конечно, наш последний с ним разговор…. Каца в итоге сыграл Джигарханян.

- С Гайдаем я встречался трижды: первый раз он снимал меня в «Фитиле», затем - «Не может быть!» и третья наша с ним работа и последняя, «Операция кооперация».
В образе Виталия Борисовича - соседа Горбушкина - этого маленького воришки - много импровизации, Гайдай ее поощрял. Помните сцену, когда Невинный отсылает Гребешкову разводиться с Горбушкиным? Она убегает, а мы молча смотрим ей вслед. Пауза… Гайдай говорит: «Ребята, тут надо что-то придумать, нет репризы, нечем закончить сцену, идите, думайте, даю час. С меня – бутылка». Мы втроем – я, Слава, и Нина Гребешкова - разбрелись в разные стороны. И тут меня осенило! После того, как герой Невинного таскал меня за шкирку, он должен повернуться ко мне, и почти плача, сказать: «Береги ее».
Возвращаемся на площадку, Гайдай выслушал меня, говорит – отлично, снимаем. Но сцена удалась лишь с четвертого дубля, потому что первые три Невинный не мог договорить эту фразу, прыскал от смеха. «Береги ее… Ха-ха-ха, ой, не могу!». Гайдай кричит: «Слава, соберись, у меня осталось мало пленки».
Стыдно в этом признаться, но почему-то в то время я слишком много о себе думал и вел себя вызывающе, часто раздавал «ценные указания» и даже самому Гайдаю! Слышу, как тот говорит оператору: «Здесь бери Светина крупно», а я, выходя из другой комнаты, и замечаю: «Нет, что вы! Тут надо снять мой выход издалека». Видимо, чтобы со мной, дураком, не связываться, не препираться, не объяснять правил кино, он согласился. И получилось черт те что…Я же не знал, что все артисты борются за крупный план, и пытался играть как в театре. Почему он вообще меня не выгнал? Не знаю….
Но то, что я снялся у Гайдая, сыграло однажды против меня. Как-то пробовался в «Гараж» Рязанова, но худсовет утвердил не меня, а Фараду, заметили: «Смешно-то смешно, но пахнет Гайдаем!». С Рязановым не сложилось... До «Гаража» он приглашал меня в «Служебный роман» на роль мужа секретарши Верочки, мы даже репетировали с Ахеджаковой. Ну а потом сообщили, что моего персонажа из сценария вырезали…
- Давайте вспомним «Чародеев», фильм по которому вас знает нынешнее молодое поколение.
- Снимался фильм легко, но, на мой взгляд, скучно. Никому из нас даже в голову не приходило, что фильм станет народным, полюбится миллионам и проживет такую длинную жизнь. Натуру снимали в Суздале, а остальное – в телецентре Останкино. Главное, что там была чудесная столовая, где мы пропадали целыми днями. Вкусно, дешево! Слава Богу, режиссер позволял импровизировать и нас с Виторганом не трогал, мы делали что хотели. Перед началом съемок я решил, что на голове моего героя непременно должна быть бело-черная заячья шапка, и тогда реквизиторы сбились с ног, но смешную шапку достали. Помните, она приподнимается на моей голове?
- В «Любимой женщине механика Гаврилова» вы снимались с Людмилой Марковной Гурченко. Какой она вам запомнилась?
- Она гениальная и необыкновенно профессиональная актриса. Съемки шли в Одессе несколько месяцев, мы жили, если не ошибаюсь, в гостинице речного порта. Совершенно неожиданно, Людмила Марковна вдруг повела со мной доверительные беседы. После съемок предлагала посидеть у нее в номере, поговорить. Я больше слушал, а она рассказывала про обиды на мужчин, переживания. Часто вспоминала Кобзона, мне показалось, что их развод оставил в ее душе не затягивающуюся рану. Людмила Марковна была очень одиноким человеком... И умная и красивая и талантливая, а словом перекинуться - не с кем. Одиночество, видно, частый спутник гениальных людей.
Гурченко была очень эмоциональной. На съемочной площадке спорила с Тодоровским так, что искры летели! Он был очень добрым, а она - резкой, и порой я не выдерживал, вмешивался, заступаясь за Петра Ефимовича. И тогда от Гурченко перепадало и мне: «Миша! Не лезь!».

 

Очень жаль. Светлая память.

 

Жаль

 

Светлая память................